Биография
Позиция
Наследие
Незавершенное
Современники о Собчаке
Политическая деятельность
Юридическая деятельность
Общественная деятельность







Невское время
Суббота, 20 февраля 2010

«Мы вновь ощущаем горечь потери»
В Петербурге вспоминают Анатолия Собчака. Первый мэр города ушел из жизни 10 лет назад.


Вчера на Никольском кладбище на его могиле прошла поминальная служба. Памятник Анатолию Собчаку утопал в цветах. Там можно было увидеть венки от Совета Федерации, Межпарламентской ассамблеи стран СНГ. Почтить его память пришли известные петербуржцы, его коллеги и близкие.

Нынешний губернатор Петербурга Валентина Матвиенко зажгла свечку и в адрес Анатолия Собчака произнесла самые теплые слова. Она назвала его настоящим петербургским интеллигентом, политиком, стоявшим у истоков демократических преобразований в стране.

– Он преодолевал преграды, которые другим были не под силу, – сказала глава города. – Его уникальный талант, помноженный на волю и разум, дал России и нашему городу замечательного ученого и выдающегося политика.

А потом добавила: Анатолий Собчак не только вернул городу историческое название, но и был соавтором Конституции страны, а в 1990-е годы задал вектор развития Петербурга, которого сегодня придерживается городское правительство. По мнению Валентины Матвиенко, он был бы очень рад увидеть, что город стал второй столицей России.

По мнению спикера городского парламента Вадима Тюльпанова, вся жизнь Анатолия Собчака была «гражданским подвигом». На поминальную службу, конечно, приехала вдова первого мэра Петербурга Людмила Нарусова, вспомнившая, что такой же мороз стоял и в день похорон: – Мы вновь ощущаем горечь потери…

Она напомнила всем собравшимся, что в конце 80-х годов ее муж стал «лидером демократического движения в стране, что требовало от него огромного мужества».

По словам Людмилы Нарусовой, он это сделал не благодаря, а вопреки системе и после себя оставил много учеников и последователей. Из его команды вышли два президента России – Владимир Путин и Дмитрий Медведев. Ожидается, что сегодня первые лица государства прибудут в родной Петербург, чтобы почтить память своего учителя.

Людмила Нарусова: «Сегодня Собчак был бы более чем востребованным» Вдова первого мэра Санкт-Петербурга, политик, член Совета Федерации, доказывает, что ее муж не был оторванным от реальности романтиком

–Бытует мнение, что профессор, интеллектуал, интеллигент Собчак, который не мог по определению быть в жесткой циничной политике, сейчас бы оказался невостребованным, не нашел бы себе места. Думаю, в современных реалиях многое вызывало бы у него вопросы. В частности, это касается вопросов правового государства. Именно с лозунгом необходимости его создания он шел на выборы в 1989 году, призывая исключить телефонное право, реформировать систему правосудия. И его драматическая судьба – свидетельство того, что он сам, что называется на своей шкуре, испытал, что такое репрессивный аппарат государства, использование правоохранительных органов в качестве политической дубинки.

У Анатолия Александровича была прекрасная фраза: «Мы скатываемся к полицейскому государству, и наша правоохранительная система становится правохоронительной». Именно с идеей изменить это, создать правовое государство, сломать деловые обыкновения, когда законы принимаются не по закону, а по политической целесообразности, он и пошел во власть. Романтизм ли это? Думаю, нет, потому что это – самая суть, на которой только и может быть основано любое цивилизованное государство.

Сейчас много говорят о реформе МВД. Да никогда не достигнет своей цели реформа МВД без комплексного реформирования и судебной системы, и прокуратуры! И видя, как милиционера, убившего людей, грубо говоря, пытаются отмазать в суде, а прокуратура на это равнодушно взирает, мы это понимаем. Или когда создали Следственный комитет, который может выбивать показания, а прокуратура лишена функции надзора за ним? Разве это правовое государство? Думаю, что в этом смысле Собчак сегодня был бы более чем востребованным. Другое дело – каким инфарктом для него обернулась бы эта работа.

Он не мечтал построить «город солнца», где все мы будут любить друг друга и жить, катаясь как сыр в масле. Он мечтал о создании правового государства, и эта мечта была реальной. Мало того, многие его мечты, казалось бы несбыточные, стали реальностью. Например, он пошел во власть с твердым намерением отменить монополизм КПСС, пресловутую статью 6 советской Конституции. Именно с этим его узнала страна, когда он в первый же день съезда, на котором выбирали президентом Горбачева, взлетел на трибуну и сказал: «Я Собчак Анатолий Александрович, 47-й округ Ленинграда. Со времен Сталина все должности в нашем государстве, начиная от председателя сельсовета и заканчивая министром, занимали только члены одной партии. Именно поэтому я предлагаю внести альтернативную кандидатуру генсеку ЦК КПСС Горбачеву – беспартийного Оболенского».

Он понимал, что никаких шансов нет, но сам факт альтернативности и внесения кандидатуры беспартийного человека стал тогда чрезвычайно важен. Вместе со своими товарищами по межрегиональной группе он поставил цель отменить эту шестую статью, и они ее в конце концов отменили, сломав хребет, казалось бы, железобетонной советской системе. Они мечтали о создании закона о свободе слова. И ныне действующий закон – тот самый, что написал Собчак, правда в весьма кастрированном варианте.

Он мечтал открыть железный занавес, убеждал в необходимости этого Горбачева и, о чем многие сейчас забыли, написал закон о свободе въезда и выезда в страну, благодаря чему нам уже не надо было получать разрешение на выезд у старых большевиков в райкоме партии. Он мечтал вернуть городу его историческое имя, и теперь на карте мира есть город Санкт-Петербург. Так что нельзя говорить, что его мечты, многим казавшиеся радужными и нереальными, ничего общего не имели с действительностью. И когда сегодня его ученик и аспирант говорит о правовом государстве, о реформе правоохранительных органов, это означает, что мы пока этого не сделали, но актуальность темы, поднятой Собчаком, сегодня очевидна.

Его романтизм, то, что он был человеком нравственным и моральным, были и его достоинством, и в то же самое время недостатком как политика. Он считал, что и в политике должны царить принципы морали, если люди объединены одной целью, если они единомышленники. Но многие из тех, кого он считал таковыми, его предали. Его предал Ельцин, которого он выручал и в 1991-м, и в 1993 году.

Именно с его молчаливого согласия началась та травля, потому что Ельцина убедили, что Собчак – это его потенциальный соперник и конкурент. А как все это было раздуто! В итоге определенные люди стали верить Шутову, которого Собчак не пускал «рулить» городом по понятиям и который сейчас сидит пожизненно за организацию банды убийц. Поверили заказным сюжетам Невзорова и других журналистов, которые попросту обливали Собчака грязью…

Конечно, нельзя обижаться на свой город, своих сограждан, свой народ. Но мы беседовали на эту тему с Собчаком незадолго до его смерти, и какая-то горечь в душе за то, что люди поверили клевете, у него оставалась. Вспомните зиму 1991/1992 года: рухнул Советский Союз, Ленинград – это преимущественно военно-промышленный комплекс, сельское хозяйство области ничего, кроме картошки, не производит, продовольствие в город везли из Белоруссии, Украины, Грузии, Молдавии, Азербайджана, Узбекистана, но с распадом СССР все хозяйственные связи разом утрачены.

Помню, как он приходил домой, хватался за голову и говорил: «В городе осталось продуктов на одни сутки. Город, переживший блокаду, знать об этом не должен. Ты слышишь?! Не должен! Иначе начнется паника!» Он садился к телефону, звонил президенту Франции Франсуа Миттерану, канцлеру Германии Гельмуту Колю и под свое имя, свой личный авторитет просил помощи. Ночью в Кронштадт приходили корабли с мукой, тушенкой, сухим молоком, маргарином, маслом, и он лично руководил разгрузкой, чтобы ничего не разворовали. А уже наутро город получал продовольствие, и люди отоваривали карточки.

Вечером консульства, которые помогли получить это продовольствие, устраивали прием. В безупречном смокинге Собчак приходил на этот прием, и вот это журналисты показывали, а люди невольно думали, что приемы и балы – это и есть то, чем занимается мэр. А то, что сутки назад он разгружал вагоны, людям не показывал никто. Он сознательно на это шел, понимая, что в городе начнется паника, если люди увидят, как мэр руководит разгрузкой кораблей в Кронштадте, обеспечивая город мукой. Он не делал политического пиара, а в итоге это обернулось против него.

Или еще один пример. За пару месяцев до выборов 1996 года ему сообщили, что на станции метро «Площадь Мужества» грозит прорваться плывун и могут быть колоссальные жертвы, поскольку ветка очень напряженная. «Какие есть альтернативы?» – спросил Собчак. «Только закрывать, – ответили ему специалисты. – Да, можно немножко подождать, что-то подпереть, но авария может произойти в любой момент, и опасность для людей очень высока». И Собчак решил: «Закрывать». Советники были в ужасе: «Анатолий Александрович, вы перед выборами отрежете огромный район города от центра! Это миллионы избирателей, им это не понравится!» Но он был категоричен: «Если хоть одна человеческая жизнь станет платой за это кресло, оно мне не нужно. Вы это понимаете? Так что закрывайте станцию». И вот этого тоже никто не знал. Конечно, для прагматичного и циничного политика было бы выгоднее поступить иначе, произносить пламенные речи, сыпать призывами. Но Собчак никогда таким не был. Романтизм ли это? Наверное. Но это – те нравственные основы политики, которые сейчас людьми, на мой взгляд, утрачены.

Город впервые возглавил интеллигентный профессор, который понимал, что Петербург не столица военно-промышленного комплекса, а культурная столица по своему потенциалу. А что получилось потом?

Строитель? Человек с заочным образованием, которому создавали имидж хозяйственника? И что мы получили? Диктат коммерческого строительства над культурой, историческим обликом города, уплотнительную застройку под соусом «строительство – это самое главное».

Простил ли Собчак тех, кто его травил, кто предал? Не могу сказать. Но душа у него кровоточила. Я же спустя 10 лет после его смерти отвечаю совершенно искренне: наверное, я не достигла высокой степени духовности, но я не могу простить убийц моего мужа. Наверное, это плохо, не по-христиански, но, пока они видят солнце и ходят по этой земле, а он уже 10 лет лежит в могиле, я не могу их простить. Это мой грех, я за него отвечу, может быть, когда-нибудь приду к прощению, но сегодня этого во мне нет. Не прощаю. Говорят, что время лечит, но у меня этого не происходит. Я сейчас большую часть времени живу в Москве, но когда я приезжаю в Петербург в нашу квартиру, где я за 10 лет не тронула ни одной вещи, где все осталось так, как было при нем, вплоть до бумаг на письменном столе... Нет, ничего не заживает, не зарубцовывается. Я далека от мистики, но часто ощущаю незримое присутствие мужа, что мне очень помогает в жизни и даже в моей политической деятельности. Порой, когда идут заведомо лоббистские, нерабочие законы, я начинаю выступать и вдруг чувствую, что оперирую такими юридическими формулировками, в которых не очень-то компетентна. И коллеги ко мне прислушиваются, а потом признаются, что все сказанное мною юридически очень правильно. Откуда это? Не знаю, но не покидает ощущение, что это он мне помогает.

Ответы Анатолия Собчака на анкету журнала «ТВ-ПАРК» – Чувствуете ли вы себя звездой?

– Не знаю, что это такое, однако известность доставляет много неприятностей.

– Меняет ли слава характер и привычки? – Сам этого не замечаешь, а окружающие считают, что да, меняет.

– Кем вы видите себя через пять лет? – Мэром Петербурга, постаревшим на пять лет.

– Кем вы хотели стать в детстве? – Профессором или генералом.

– Вы счастливы? – Временами, когда забываю про свою работу.

– Назовите идеальную, на ваш взгляд, супружескую пару. – Идеальных супружеских пар не бывает: у каждой семьи в шкафу стоит свой скелет.

– Как вы думаете, может ли любовь заменить человеку все остальное, что есть в жизни? – Несомненно, иначе не стоило бы жить.

– Кого вы считаете эталоном красоты среди современных женщин? Мужчин? – Катрин Денев, Джона Кеннеди.

– Что вызывает у вас самые неприятные ощущения? – Неопрятность, распущенность.

– У кого бы вы захотели взять интервью, если бы были журналистом? У кого бы отказались брать интервью? – Взял бы интервью у Шарон Стоун. Отказался бы – у Жириновского.

– Назовите, пожалуйста, самых, на ваш взгляд, великих политических лидеров ХХ века. – Рузвельт, де Голль, Кеннеди, Ганди, Ленин.

– С чего вы начинаете утро? – С гигиенических процедур.

– Чего вы боитесь больше всего в жизни? – Не знаю.

– Что бы вы спасли в первую очередь из пылающего дома? – То, что смог бы спасти. В таких ситуациях обычно выбора не бывает.

– О чем вы больше всего в жизни сожалеете? – О том, что крушение коммунистического режима произошло так поздно.

– Если бы вы были особой противоположного пола, то кем бы хотели стать? – Не хотел бы быть особой противоположного пола.

– Кем, по вашему ощущению, вы были в прошлой жизни? – Воином.

– Как вы относитесь к нудистам? – Спокойно. Сам люблю загорать голышом, но в безлюдном месте.

– Как вы относитесь к коммунистам? – Лучше бы их вообще не было.

– Кому на Руси жить хорошо? – Нормальным людям, умеющим работать.

Он учил и учит нас быть свободными, бесстрашными Мэр Анатолий Собчак является фигурой национального масштаба, получившей кредит доверия в 1991 году, когда не допустил развития путча в Петербурге. Во время раскаленных часов 19 августа Собчак прямо заявил руководителям армии, КГБ и милиции, что если они введут в город войска, они подвергнутся суду, который по значимости может сравниться с Нюрнбергским процессом. Это сработало, и вскоре тысячи петербуржцев вышли на митинг на Дворцовую площадь сказать, что в их городе путч не пройдет.

Духом независимости, романтизмом, влюбленностью в красоту Петровского детища – вот каким запомнился Собчак горожанам. Во времена коммунистов Ленинград называли колыбелью трех революций, а первый демократичный мэр города на Неве Анатолий Собчак вернул ему историческое имя, сумел одолеть несправедливую судьбу города с областной судьбой, и Санкт-Петербург стал колыбелью новой России, международным культурным центром, городом науки и искусства.

Он был и остался истинным петербургским интеллигентом, рыцарем совести. И во всех своих поступках он действовал, исходил из правовых понятий, подчиняясь только закону и совести. Он обладал неутомимой энергией, обаянием, которые помогали ему устанавливать контакты с мировыми лидерами. И Петербург, как и прежде, возвращался в европейское сообщество культурных и исторических центров Европы. Анатолий Александрович Собчак был прекрасным профессором, его лекции обожали студенты, его речами заслушивалась вся страна, когда он выступал на съездах народных депутатов СССР. Он воспитал много талантливых учеников – как юристов, так и управленцев, сплотил команду, из которой появилось много звезд на политическом небосклоне России.

К сожалению, человеческая память коротка, и мы забыли, как стояли в очередях, отоваривая талоны, а только что избранный мэр начинал утро с распределения оставшегося продовольствия по детским садам, больницам, школам. Мы забыли, как он – гордый, независимый человек – говорил, что готов просить помощи у заграницы, только бы старики не пережили снова продуктовую блокаду.

Он умел заряжать своей энергией, трудоспособностью, жаждой жизни. Ему было интересно все – от открытия новой линии метро, молодежной биржи труда до новых выставок и театральных премьер. И не по служебным обязанностям, а по потребности души. Он заставил нас почувствовать свободными людьми, петербуржцами и гордиться своим городом. Рядом с ним хотелось быть и умнее, красивее, чище. Вся клевета, лившаяся на него ушатами в период травли, была испытанием всем нам, которые не смогли его защитить, а ему – страданием, больным сердцем и очищением. А мы слушали и молчали, потому что знали: он сильный, он умеет держать удар. Именно это качество он больше всего ценил в мужчинах. Не прощал предательства, а самой большой своей ошибкой считал вступление в 1988 году в КПСС.

А еще он любил Антуана де Сент-Экзюпери, Екатерину Великую, Рахманинова и Модильяни, считал, как и Александр Суворов, что «недоделанное хуже несделанного». Да, он очень многое не успел сделать. Ушел из жизни очень не вовремя, когда особенно был нужен молодой, хрупкой демократии, президенту, горожанам. Он очень нужен Петербургу, городу, который он любил пронзительно, всем сердцем. Это он, Анатолий Собчак, вернул нас из Ленинграда в Санкт-Петербург, вывел людей на площадь и не допустил государственного переворота и кровопролития.

Годы заслоняют от нас его романтическую фигуру, его облик, драму его жизни. Он учил и учит нас быть свободными, бесстрашными и верить в будущее города на Неве и России. Но была и останется память истории. История отдаст должное Анатолию Александровичу Собчаку как лидеру второй столицы и как лидеру и совести самой России. // Людмила Фомичева, пресс-секретарь первого мэра Санкт-Петербурга

В Париже Собчак тосковал по России Я познакомился с Анатолием Собчаком в первой половине 1990-х, когда занимался информационно-издательской деятельностью. Тогда наше общение было сугубо деловым, кратким и мимолетным. Сойтись ближе довелось в марте 1998 года в Париже, куда был вынужден уехать Анатолий Собчак. Результатом в общей сложности трехнедельного общения стала книга «Дюжина ножей в спину».

Тогда я не очень разбирался, кто стоял за начавшейся на него травлей, кому он был неугоден. Мне был интересен Собчак в эмиграции, вне власти, потому что «великим и могучим» мэром мы все его видели. И тем не менее, отправляясь к нему на встречу, я ощущал некую внутреннюю революционность от того, что еду к человеку, преследуемому Генпрокуратурой, находящемуся в опале.

В Париже мы с коллегой поселились в отеле «Вестминстер» на бульваре Осман. Там же Собчак нам назначил первую встречу. Я очень удивился, узнав, что он приехал на метро. Мы ведь были уверены, что он передвигается по Парижу в роскошном автомобиле с персональным водителем, потому что тогда в Питере все СМИ наперебой судачили о несметных богатствах Собчака, сколоченных на взятках и откатах! Ничего подобного: он жил на квартире у знакомого предпринимателя средней руки, сам себе готовил, и когда к хозяину приезжали погостить друзья, селился на время их пребывания в дешевых гостиницах. Рассказывал, что какое-то время ему пришлось снимать номер в отеле, расположенном в далеко не благополучном арабском квартале. И все это его абсолютно не смущало. Я не знаю, действительно ли у него было так немного денег или он экономил, не исключая, что всю жизнь проживет в эмиграции. Он действительно в ту пору не знал, доведется ли ему вернуться в Россию или нет.

В первый наш приезд мы провели в Париже десять дней, через три месяца приехали снова на такое же время. С Анатолием Александровичем встречались каждый вечер, и он надиктовывал нам материалы для будущей книги на диктофон. Да, он периодически читал лекции в Сорбонне, работал в архивах и библиотеках, писал книгу «Из Ленинграда в Петербург». Но свободного времени у него было немало, и было видно, что он этим тяготится. Мы несколько раз вместе обедали, гуляли по городу. Особенно он любил по Елисейским полям пройтись, где было много русских, которые его всегда узнавали. Чувствовалось, что он испытывал недостаток внимания к себе. Мне кажется, у любого публичного человека «вырастает» особенный «орган», который начинает болеть, когда человека вдруг перестают узнавать. А тут к нему подходили люди, здоровались, и он тут же начинал улыбаться, здороваться в ответ.

Надиктовывая материал, он, конечно, выбирал выражения. Но тем не менее я чувствовал, что ему хотелось выговориться, тем более что мы были благодарными слушателями. Все-таки собеседников в Париже у него было не так много. В бытность мэром вокруг него все бегали и прыгали, делали комплименты, но, как только он проиграл выборы, количество таких «друзей» резко убавилось. В первые дни нашего общения Собчак, немного хорохорясь, говорил, что ему постоянно звонят, но позже признался, что с ним остались только самые верные и преданные.

Спустя несколько дней с момента начала нашей работы он признался: «Конечно, я всем сердцем стремлюсь в Россию. Никогда не представлял, как можно долго жить за границей, вдали от родины. И сейчас, прожив полгода за границей, я понял, прочувствовал, что такое ностальгия». Он мечтал вернуться, доказать, что он политик большого масштаба. У него была масса идей. Признался, что мечтает о реформе всей правовой системы, которая, по его словам, несла в себе серьезные пережитки сталинщины, серьезным образом хотел реформировать и систему госбезопасности. Мы, конечно, говорили и о Ельцине, для которого Собчак немало сделал, но который, по сути, дал отмашку начавшейся на него травле и преследованию Генпрокуратуры. И о Яковлеве, потому что для Анатолия Александровича те выборы были кровоточащей раной. Я видел, что после отъезда у него началось достаточно серьезное переосмысление себя.

И хотя книгу потом он практически полностью переписал, сохранив какие-то куски из того варианта, который мы ему представили, все равно то время было потрачено не зря. Ведь я получил возможность побеседовать на самые животрепещущие темы с человеком, который вошел в историю. И в нем я увидел не человека власти, который вынужден носить стальной жилет, без которого политик становится уязвим, а умного и внимательного собеседника, настоящего профессора, которого любят студенты. Мне кажется, что именно тогда, в Париже, несмотря на все свои переживания и зыбкость своего положения, он получил возможность по-настоящему быть самим собой.

// Милослав Федоров, журналист, а ныне советник президента Федеральной палаты адвокатов

Пришелец из будущего

После Романова, Зайкова, Соловьева и Гидаспова Собчак в роли правителя великого города с областной судьбой выглядел белой вороной. Или как у Губермана: «В борьбе за народное дело я был инородное тело». Инородное – не в смысле отстраненности, а абсолютной непохожести на крепких хозяйственников, ставших могучими функционерами. Да и среди демократов в свитерах и бородах он казался пришельцем. Многие до конца его правления так и не привыкли к этой элегантности, к «педагогическим» ноткам в голосе, к тому, что голос этот звучал по радио и в телике так часто, что появлялись шутки: включишь утюг, и оттуда Собчак выступает. Но он был убежден, что обязан объяснять все действия Смольного и отвечать на любые вопросы о любом из поступков руководства страны. Первый и последний мэр Петербурга был доступнее для журналистов, чем какой-нибудь из нынешних замов начальников районных администраций.

Однажды я пришел к нему за интервью. Ждал, пока закончится заседание правительства в приемной. Наконец он влетел туда в окружении помощников и первое, что велел секретарю, – связаться с Михаилом Шемякиным и порекомендовать скульптору выбить на памятнике жертвам политических репрессий строчку Ахматовой: «Хотелось бы всех поименно назвать…» «Боже мой, что его волнует!» – подумал я. А Собчака действительно одинаково волновали и этот памятник, и то, как помочь Ростроповичу устроить благотворительный концерт, и открытие хосписа, и инвестиции в городскую экономику, которые из-за войны в Чечне в то время уменьшились в два раза. А раздражало вот что.

– Когда, например, продавщица орет: у нас этого нет и того нет, а почему нет – идите и у Собчака своего спросите. Или когда в паспортном столе, не выслушав человека, посылают его «к вашему мэру, которого вы избрали». Это ведь все люди, которые не хотят добросовестно работать, не хотят выполнять свои обязанности как следует и ищут, на кого бы свалить вину за свои беды, – говорил он в той нашей беседе. Он говорил еще, что знает немало людей – здоровых, имеющих хорошую профессию, которые ожесточены, агрессивны, жалуются на жизнь, все и вся проклинают. И то не то, и так не этак, и президент… не такой, и правительство ужасное. И только одно хочется спросить у них: а почему вы ничего не делаете, чтобы изменить свою жизнь?

…Помню, как Анатолий Александрович принимал важного визитера – принца Уэльского Чарльза. Из Смольного они прошли через садик к открывавшемуся в тот день английскому Генконсульству. Там принц пожимал руки сотрудникам, их детям, каким-то морякам. А я услышал, как стоявший сзади Собчак простодушно шепнул кому-то: «Можно позавидовать. Вот он сегодня принц, и завтра, и всегда. А я сегодня мэр, а завтра – раз – и не мэр».

Так и получилось. 3 июня 1996-го, сразу после проигрыша на выборах Владимиру Яковлеву, Собчак устроил пресс-конференцию. Из зала он получил записку, в которой его и других демократов обвинили в нанесении вреда тем, кто верил в демократию.

– Легко обвинить и меня, и кого-то другого в чем угодно. Труднее понять, что дело, за которое мы взялись, – дело невероятной сложности. Попытаться повернуть общество, 75 лет культивировавшее идею отсутствия самостоятельного мышления, страх перед властью, разделение общества на тех, кто подчиняется, и тех, кто за ними присматривает. Я уж не говорю об экономической системе… Множество людей чувствуют себя обманутыми, потому что оказались в плену иллюзий, что реформы произойдут очень быстро и по щучьему велению назавтра начнется прекрасная жизнь. Такое не произошло и не могло произойти просто в силу того, что все эти годы шла ожесточенная политическая борьба и реформы шли на ее фоне, что не могло их не замедлять.

Вспоминая те выборы, можно долго перечислять причины проигрыша Собчака: это и приказ военным голосовать против него, и неудачно организованная агиткампания, и козни московских чиновников, и то, что Ельцин фактически отвернулся от петербургского градоначальника, о чьих непомерных амбициях ему нашептывали. На мой взгляд, самое важное в том, что Собчак не был политиком – если политику считать только умением колебаться вместе с генеральной линией, постоянным лавированием между кланами, угодничеством и интриганством. Такой политикой Собчак заниматься не умел, а другой и в те, и в нынешние времена у нас не было и нет. И Владимир Путин, и Дмитрий Медведев, так многим обязанные Анатолию Александровичу, признают, что он никогда не лицемерил, всегда прямо говорил людям вне зависимости от их калибра то, что думает об их деятельности.

Собчак конца 80-х – начала 90-х был символом жизни гордой и свободной. И правильно заметил один хорошо знавший Собчака человек: его разлюбили и даже возненавидели, когда поняли, что так жить не смогут никогда. Напоминание о несбывшейся мечте, о жизни при просвещенном гуманизме – нестерпимо.

// Андрей Петров, шеф-редактор «НВ»

>>> Архив новостей




Copyright © sobchak.org, 2008, All Rights Reserved